Перекресток талантов: попытка прочтения фотографии из фонда Новгородского музея-заповедника

Имя Василия Максимовича Максимова — один из постоянных фокусов краеведческого интереса. Каждый новый штрих в биографии и творческом наследии художника притягателен. Таким «золотым стежком» можно считать одну из фотографий, которая хранится в фонде Новгородского музея-заповедника. Фотография представлена на сайте музея в качестве одного из титульных снимков, иллюстрирующих фотоколлекцию музея-заповедника. При этом она датируется диапазоном 1870-1880 гг. и обозначена как групповой портрет Острогорского В.П. с друзьями. Среди друзей перечислены Василий Максимович Максимов и барон Михаил Петрович Клодт. Фотография попала в музей в двадцатые годы ХХ века в составе архива В.П. Острогорского — ближайшего друга и единомышленника В.М. Максимова. Более подробными сведениями о судьбе снимка хранители фонда письменных источников Новгородского музея-заповедника не располагают.

Виктор Петрович Острогорский — известный педагог и методист, сотрудник многих литературных журналов, издатель, общественный деятель, создатель народной школы в Валдае. Его имя было хорошо известно всей педагогической общественности в России в последней четверти ХIХ – начале ХХ вв. О дружбе Максимова и Острогорского написан очерк В.В. Астафьева в альманахе «Тропинки в прошлое».

Давайте рассмотрим новгородскую фотографию. На снимке (называемом «кабинетка», что соответствует размеру открытки) мы видим восьмерых мужчин, изображенных на фоне традиционного нарисованного задника с проемом арки и колоннами. Композиционно снимок выстроен с разбивкой на центр и две обращенные к нему стороны — фланги. Второй слева — барон Михаил Петрович Клодт, рядом с ним (третий слева) — Василий Максимович Максимов. Третий справа — Виктор Петрович Острогорский. Эти данные присутствуют в атрибуции Новгородского музея.

Мне удалось узнать имя центрального персонажа. Несколько грузноватая фигура героя, сидящего в кресле, принадлежит Владимиру Николаевичу Давыдову — известнейшему артисту, корифею русского театрального искусства, легенде Александринского театра. Именно он артистически позирует, «играет» на фотографии, а взоры всех запечатленных слева и справа обращены к нему. Вполне вероятно, что это памятный снимок по случаю премьеры или бенефиса Владимира Николаевича Давыдова.

Для убедительности атрибуции были использованы имеющиеся фотографии, напечатанные как в разных книгах по истории театрального искусства, так и отдельных тиражированных фотооткрытках. Предлагаемая автором настоящего очерка атрибуция подтверждена хранителем фонда фотографий Санкт-Петербургского государственного музея театрального и музыкального искусства Натальей Бандурович. Кстати, в давыдовском фонде этого музея подобной фотографии нет.

Снимок интересен тем, что он — живое подтверждение переплетения дружб. А дружбы творческие, глубинные, здесь «читаются», по меньшей мере, три. Это Максимов — Острогорский, Максимов -Клодт, Острогорский — Давыдов.

В.М. Максимов — М.П. Клодт

Максимов и Клодт — друзья по цеху, художники. Михаил Петрович старше Максимова на 9 лет, он — сын знаменитого скульптора-анималиста Карла Петровича Клодта. Разделенные почти десятилетним возрастным барьером, они были соединены общей альма-матер. Оба учились в Академии художеств, правда, в разное время, но у одного профессора — Алексея Тарасовича Маркова, мастера исторической живописи. Несмотря на свой баронский титул, Михаил Петрович был простым и доступным человеком. С детства он видел отца — не академического скульптора, а отца в обличии мастерового: с инструментами, с животными, с рабочими-литейщиками. Михаил Петрович был одним из самых убежденных передвижников, его картины выставлялись на 42 передвижных выставках. М.П. Клодт отдавал предпочтение историческому жанру («Марина Мнишек с отцом под стражей», «Милостыня царицы»). Второй гранью его творческого интереса стала городская сцена, новелла. На его картинах, зачастую выполненных с минорной трагической нотой, мы видим жизненный разлом, последнюю черту, безысходность. Это художническое мироощущение очень роднит его с В.М. Максимовым. Можно даже заметить перекличку сюжетов и интерьеров в таких вещах друзей, как «Швея» у Клодта и «Мечты о будущем» у Максимова; «Больной музыкант» у Клодта и «Больное дитя» у Максимова»; «Девушка-мордовка» у Клодта и «Кто там?» у Максимова. Последние двадцать лет жизни Михаил Петрович проработал в реставрационном отделе Эрмитажа, специализировался на реставрации масляной живописи. Занимался и тем, что мы называем «промышленным дизайном» — рисовал этикетки.

В общении Максимова и Клодта было еще одно связующее звено — это «третья дочка» Максимова, Маргарита. Третьей дочкой Максимов называл лучшую подругу юности своей дочери Ариадны — Маргариту Рокотову. Позже она возьмет себе творческий псевдоним Ал. Алтаев, станет известной детской писательницей, именно ее попросит И. Репин написать очерк о Максимове, хронологически продолжающий «Автобиографические записки» художника. Маргарита была крестницей знаменитого художника-иллюстратора Александра Алексеевича Агина, у него же брал уроки и Михаил Петрович Клодт. Позже эта «линия судьбы» приведет к тому, что Маргарита Владимировна будет несколько лет по четвергам приходить к Клодту в качестве секретаря, разбирать архив его отца-скульптора и слушать захватывающе интересные рассказы Михаила Петровича о семье. Так появится очерк «Клодтовские четверги» в книге воспоминаний (Ал.Алтаев «Памятные встречи»).

Максимов и Клодт были завсегдатаями вторников на квартире у В.П. Острогорского. Там они встречались с литераторами, артистами; среди гостей можно было встретить Д.Н. Мамина-Сибиряка с дочкой, сына Н.Г. Чернышевского, артистов брата и сестру Озаровскиих, актрису Стрельскую. Более скромные посиделки устраивали на квартире самого Максимова на Зверинской улице, где царила молодежь — друзья Ариадны, ученики-воспитанники самого Максимова. Там Клодт и Максимов могли подурачиться, попеть, покривляться. Маргарита Владимировна вспоминала слова Максимова, обращенные к Клодту: «Я тебя, Миша, ценю. Ты не то, что все эти модные художники. А я не научился набивать себе цену и выгодно продавать данное мне от природы мужицкое дарование. Ты вот видишь все мое этакое сермяжное, а сам живешь в чудесной квартире и не брезгаешь есть из наших облезлых тарелок».

Думается, что нельзя не учитывать еще одну скрепу в общении Максимова с Клодтом, а именно то обстоятельство, что родной дядя Михаила Петровича — Борис Карлович Клодт (младший брат скульптора-анималиста Петра Карловича) был городничим Новой Ладоги в 1852-1862 годах.

В.П. Острогорский — В.Н. Давыдов

Дружба В.П. Острогорского и В.Н. Давыдова замешена на любви к театру. Их знакомство состоялось в ту пору, когда В.П. Острогорский преподавал в петербургской Ларинской гимназии. Молодой учитель, проявивший себя как организатор ученической самодеятельности, устраивал литературные вечера и музыкальные концерты. К участию в них Острогорский приглашал писателей, артистов; в числе приглашенных были писатели и поэты Алексей Плещеев, Петр Вейнберг, Дмитрий Григорович, Федор Достоевский, актеры Горбунов, Далматов и наш герой Владимир Николаевич Давыдов.

Несколько позже некоторые из вышеперечисленных персонажей «встретятся» в строках стихотворения поэта Алексея Плещеева «Последняя среда», которое посвящено Петру Исаевичу Вейнбергу — поэту, переводчику, журналисту. В стихотворении описывается душевная и духовная атмосфера кружка «сред Вейнберга»:

«…Дай бог, чтоб будущей зимою

У вас мы снова, милый друг,

Сошлись свободною семьею,

Чтоб не редел наш тесный круг,

Чтоб вновь вечернею порою

Делили вместе мы досуг,

Чтоб речью образной и едкой

Нас Григорович услаждал…

Чтоб нам Давыдов также метко

Мир закулисный рисовал,

Но чтоб не так являлся редко

Сюда Дитятин-генерал.

Чтоб протестант наш, вечно пылкий

И обладающий притом

Юмористическою жилкой,

Наш Острогорский за бутылкой

Все был веселым остряком…» 1883 г.

Острогорский пробовал себя и на поприще драматургии. Он автор 5 пьес, из которых наиболее известны «Липочка» и «Мгла». Пьеса «Липочка» была напечатана в1861 году, а сценическое воплощение увидела уже через три года в сезоне 1863-1864 года в Малом театре в Москве. Театральная критика донесла до нас рецензию беллетриста Д. Аверкиева на эту постановку.

Владимир Николаевич Давыдов составил славу русскому театру, он ведущий актер Александринского театра в период 1880-1924 гг., актер-педагог, именно у него Вера Федоровна Комиссаржевская получила первые уроки актерского мастерства. Давыдов поступает в труппу знаменитого Александринского театра в 1880 году, имея за плечами колоссальный опыт театральной антрепризной деятельности в провинциальных театрах России. Орел — Саратов — Казань — Воронеж — Астрахань — Тамбов — Пермь. Эти города стали годами — театральными сезонами в биографии артиста.

Давыдов — блестящий чтец монологов, он обладал водевильной легкостью, пел, говорил куплеты, легко танцевал. По выражению историка театра П. Маркова «значение Давыдова заключается в том, что он собрал в себе всю тонкость и точность искусства ХIХ века». Давыдов блестяще играл репертуар из пьес Островского, Гоголя, Тургенева, Сухово-Кобылина, Чехова.

Литератор Острогорский и артист Давыдов большое значение в своей профессиональной деятельности придавали культуре речи и выразительному чтению. Это подвигло их создать в Петербурге в апреле 1897 года Кружок любителей художественного чтения, друзья выступили учредителями, Давыдова выбрали председателем, а Острогорского — товарищем, т.е. заместителем. Об этом свидетельствует печатный протокол заседания Кружка. Ежегодно печатались отчеты Кружка, которые позволяют судить о его составе и репертуаре чтений. Среди членов кружка были Полина Стрепетова, Варвара Стрельская, Константин Варламов, Юрий Озаровский (кстати, Ю. Озаровский — отец Николая Юрьевича Озаровского, командира дивизиона канонерских лодок в составе Ладожской военной флотилии), Михаил Ледерле. На заседаниях кружка читались стихи, повести, разыгрывались сцены и делались разборы. Работала и спектакльная комиссия. Интересно отметить, что по инициативе Острогорского и Давыдова Кружок художественного чтения и музыки 8 января 1900 года впервые в Петербурге показал «Дядю Ваню».

Среди членов Кружка любителей художественного чтения упомянута фамилия Михаила Михайловича Ледерле. Этот человек — еще одна связующая нить в дружбе Острогорского — Максимова — Клодта. Михаил Михайлович Ледерле — известный книгоиздатель, владелец книжного магазина на Невском, 42. Им издано более 300 названий книг, по преимуществу для юношества. Интересно, что Михаил Ледерле учился в Ларинской гимназии, а его учителем был Виктор Петрович Острогорский. Восприняв лучшие гуманистические заветы своего учителя, Михаил Ледерле всю свою жизнь отдал делу просветительства в самом широком смысле этого слова. В издательстве Михаила Михайловича сложилось сотрудничество с В.П. Острогорским и художниками — людьми его круга. Поэтому мы можем сегодня видеть в фонде Российской национальной библиотеки книгу издательства М.Ладерле, где под одной обложкой дышат и дружат книжные иллюстрации В.М. Максимова и М.П. Клодта. Это сборник стихотворений для детей Василия Львовича Величко — поэта, историка, общественного деятеля. А вот еще одна книжечка, изданная Михаилом Ледерле в 1896 году — повесть финского писателя Ахо Юхани «Выселок». Интересно, что эта небольшая по объему книжица — единственная из известных нам сегодня, которая оформлена Василием Максимовым не в соавторстве, а единолично. В повести, написанной в духе национального романтизма, изображен изматывающий труд молодой семьи батраков. Повесть, заканчивающаяся беспросветной трагической нотой, думается, была очень созвучна художнику.

В.М. Максимов -

театр и музыка

Мы знаем, что В.М. Максимов испытывал горячее увлечение театром, музыкой, хоровым пением. В мемуарных источниках — воспоминаниях его дочери Ариадны и Маргариты Владимировны Ямщиковой (Ал.Алтаев) есть лаконичные упоминания об этой страсти художника. Еще в студенческие годы Максимов принимал участие в постановках любительского театра в Пассаже. Особенно удался ему герой пьесы Островского «Бедность не порок» Любим Торцов. На одном из спектаклей среди зрителей оказался знаменитый артист Василий Самойлов, который был восхищен как игрой молодого Максимова, так и качеством его грима. Самойлов сказал Максимову, чтобы тот бросал художническую стезю и шел в артисты.

Василий Максимович Максимов — художник с поющей душой. Хоровая монастырская «прививка» была сделана ему на всю жизнь. Пару лет своей жизни (конец 1870-х гг.) Максимов метался между пением и живописью в ущерб последней. Известно, что художник входил в Санкт-Петербургский кружок любителей музыки. В Российской национальной библиотеке удалось выявить интересный источник — протокол заседания членов-учредителей Санкт-Петербургского кружка любителей музыки от 28 апреля 1879 года. Из этого печатного документа видно, что Максимов был не просто членом кружка, а одним из его учредителей (всего было 6 членов-учредителей). А это уже новый штрих в биографии нашего выдающегося земляка.

Но вернемся к характеристике фотографии. Она напечатана на фирменном бланке фотоателье известного петербургского фотографа Константина Александровича Шапиро. Его фотоателье помещалось на Невском проспекте, д. 32, что почти напротив Александринского театра. Фотограф К.А. Шапиро вошел в историю отечественной фотографии как автор альбома, запечатлевшего всех деятелей науки, культуры, искусства рубежа двух столетий. Традиционно на фирменных бланках фотографы демонстрировали свои награды, не был исключением и Константин Александрович. Одна из его наград получена на Московской художественно-промышленной выставке 1882 года. Это и явилось атрибутивным признаком при установлении датировки снимка. Наши друзья – герои снимка — сфотографировались в ателье Шапиро не ранее 1882 года. Таким образом, датировка фотографии Новгородским музеем сдвигается с периода 1870-1880 гг. к более конкретной дате. Кстати, стоит добавить, что сам К.А. Шапиро вошел в историю культуры не только как талантливый успешный фотограф, но и как известный еврейский поэт. Воистину перекресток талантов.

Василий Максимович Максимов – универсально одаренный человек. Блестящий живописец, график, он отлично резал по дереву, замечательно чувствовал язык. Его речь отличала образность, он легко рифмовал, сочинял каламбуры. Он – талантливый самородок, ограненный образованием и самообразованием, общением с природой, народом и друзьями – лучшими представителями русской демократической интеллигенции. И как симфонично сплетаются, дышат нити дружбы этого творческого талантливого сообщества…