«Пока живу - надеюсь…»

В одной из своих записок он так определил свой жизненный девиз: «Oum spiro — spero”, что в переводе с латинского означает «Пока живу — надеюсь».

Следует признать, что нет в Паше более известного человека, чем А.И. Жуков. И на то имеются причины. Много лет он преподавал школьникам немецкий язык, изумляя своим берлинским произношением не только коллег-учителей, но и преподавателей института повышения квалификации и «большого» университета. Долгое время никому не рассказывал Алексей Иванович, что подростком, находясь в эвакуации, он общался с военнопленными немцами и у них учился языку Шиллера и Гете.

Почти в каждом доме жителей Паши есть его фотографии. Без его участия не обходилось ни одно событие в жизни села: он или фотографировал, или снимал фильмы своей кинокамерой. Регистрация бракосочетаний, День последнего звонка, День знаний, школьный туристический слет, спортивные соревнования, охота, походы школьников по родному краю, ледоход, пейзажи, встречи с ветеранами – всё интересовало его, всё находило отражение в его фотографиях. И это были не любительские, а профессиональные работы высокого уровня. Фотодело он изучил в университете и увлёкся им на всю жизнь. В школе он постоянно вёл фотокружок и передал это увлечение многим своим воспитанникам.

Алексей Иванович был великолепным рассказчиком, с ним можно было поговорить на любую тему. Он любил спорт, особенно лыжи, в молодости успешно участвовал в спортивных соревнованиях, был призёром по лыжным гонкам, ездил на первенство Ленинградской области. Пока здоровье позволяло, Алексей Иванович прокладывал по лесу лыжню, по которой всю зиму ходили любители этого вида спорта и дети, занимавшиеся в спортивной школе. Он был страстный охотник, но в охоте его привлекала не столько дичь, сколько возможность увидеть и запечатлеть что-то интересное, необычное.

Он знал и любил литературу, его любимым поэтом был Сергей Есенин. Алексей Иванович читал на школьных вечерах его стихи или пел песни на слова Есенина. А ещё он, несмотря на то, что прожил долгую и нелёгкую жизнь, был добрый и наивный человек, расположенный к людям, и некоторые этим пользовались в корыстных целях.

Да, в жизни ему пришлось выдержать немало испытаний…

Родился Алексей Иванович в 1927 году в деревне Карпино. Раннее детство его прошло в Карпино и Надкопанье, где он учился в школе. В 1935 году его отец купил дом в д.Медведево, и Алексей продолжил обучение в Пашской образцовой школе. Алексей Иванович с благодарностью вспоминал своих учителей: Екатерину Михеевну и Константина Федоровича Кучеренко. Когда он заболел, учитель несколько раз навестил его в больнице. А с Екатериной Михеевной они любили петь песню «Веселый ветер». Счастливое было время!

Мать Алексея Ивановича умерла в 1937 году. К началу войны остались они с бабушкой: трое внуков и она. В седьмом классе учился он всего несколько дней. В своих воспоминаниях он так описывал свою жизнь во время войны: «Учились мы всего три или четыре дня. В последний день на урок математики вместе с учителем пришли председатель сельского совета Федор Иванович Гаврилов и высокого роста военный. Первое слово взял классный руководитель:

-Ребята! Идёт война. Учебу продолжите после войны. Наша школа, Дом культуры и здание райисполкома передаются под госпитали.

А председатель сельсовета сказал:

- Приходите завтра к сельсовету с лопатами и мешочками, берите кружку, ложку, маленький ножик. Хлеба будете получать 500 граммов и две-три варёных картошки.

Потом взял слово военный:

- Завтра пешим строем идём к берегу реки Оять. Оттуда по направлению к дороге будем рыть противотанковые рвы на случай прорыва немцев и финнов с правого берега Свири. Вместе с вами будут работать восьмые и девятые классы.

И работали, пока не замерзла земля. Кроме рва, рыли пулеметные и минометные ячейки.

В конце лета 1942 года началась эвакуация. Главные учреждения и десятиклассники уехали в Часовенское, а большинство — в железнодорожных эшелонах в глубокий тыл. Мы приехали в Кировскую область, в верховье реки Камы, в самый «таежный» район. Я работал в колхозе, надо было заработать на зерно или капусту. Зерно мололи у хозяйки на ручной мельнице. Варили что-то среднее между густым супом или жидкой кашей. Две младшие сестры работали у хозяйки дома, где мы жили.

Зимой 1943 года заболела бабушка, её отвезли в больницу. А через неделю приходит ко мне вечером посыльный из больницы и сообщает, что бабушка умерла, хоронить, кроме меня, некому, помогать — тоже.

На конюшне мне дали лошадь с санями, лом, топор, лопату и несколько гвоздей для сколачивания креста. Очень устал от работы ломом, пока разрушил слой мёрзлой земли. Мне было тогда пятнадцать лет…

В колхозе работали круглый год. Зимой я возил с инвалидом войны дядей Витей дрова из леса на фермы и в конюшни. Мы же пилили и кололи дрова. Освещались дома берёзовой лучиной. Летом -сеноуборка. Осенью — копка картошки, уборка и молотьба хлеба. В колхозе был один трактор и молотилка.

В июне 1944 года нам разрешили возвратиться из эвакуации домой. Приехав в Пашу в начале сентября, я пошёл в военкомат, сказал военачальнику, что я из эвакуации, и попросил направить меня с первой группой куда-нибудь под Ленинград. Повестка пришла в конце октября, прошёл медкомиссию, и в ноябре мы были уже под Ленинградом, в 78-м стрелковом полку. Через несколько дней были организованы стрельбы: мы стреляли из автомата ППШ, из винтовки (лежа, с колена и стоя) и из пулемета РПД — ручной пулемет Дегтярева. Когда назвали фамилии лучших стрелков, то среди них оказался и я. Всю десятку перевели в снайперскую роту. Командир роты сказал: «Патронов не жалеть! Берите в вещмешок столько, сколько сможете унести».

Уже через две недели мы попадали в «яблочко» с четырехсот метров. Затем отправили нас на позиции. Через некоторое время всех нас, десятерых, вестовой вызвал в штабную землянку. Там ожидал майор-танкист. Начальник штаба приказал сдать снайперские винтовки и сказал: «Теперь ваш командир – майор-танкист».

Уже перед Днём Победы мы ехали в эшелоне в город Челябинск, в танковое училище, где изучали тяжёлые, мощнейшие тогда в мире танки. И опять вся десятка наша, ленинградская, сдала столичный госэкзамен по технике и вождению машин «ИС-5». Ну вот, думаем, поедем в «тяжелую» часть службу там продолжать, молодым танкистам-«тяжеловикам» помогать. Но нашу десятку — снова на танкодром, где инженер-капитан поставил перед нами задачу: «Вам будет длинная и трудная ночная трасса по бездорожью, где не езжено и даже не хожено. В танке вы и механик-водитель, и в одном лице командир. Учеба повторная будет трудна, зато любую неисправность на ночной дороге вы быстро и надежно устраните.

За сотни верст передвижения по жаркой степи мы поняли, что инженер-капитан был прав. Наши десять тяжелых танков нигде, ни в какой пучине не сидели, выбирались, а вот прославленные «Т-34» сидели, у них иногда рвались стальные гусеницы. По сравнению с нашими, «тяжелыми», они были слабы.

Ночью же, ближе к рассвету, увидели: в полукилометре слева строят военные строители «городок для взрыва». Машины нам приказали вымыть и покрасить: сверху – зеленой, изнутри — белой краской. Наш полковник построил полк, а генерал из Москвы сказал:

- Вы будете принимать участие в испытании нового оружия. Все детали испытания являются строжайшей государственной тайной.

Приказали заправить машины как к бою: топлива – полные баки и три дополнительных, на 100 килограммов авиамасла, полный комплект снарядов к башенным и зенитным пулеметам. После окончания училища, усиленных тренировок на танкодроме мы оказались на первом советском ядерном полигоне в степи, под Семипалатинском. Началась другая страница моей биографии…».

Алексей Иванович не рассказывал об этом периоде своей жизни до августа 1991 года. Тогда в газете «Известия» появилась информация: «В период 1949-1950 годов в 400 километрах от города Семипалатинска было произведено первое в нашей стране испытание ядерного оружия».

Там, в казахской степи, Алексею Ивановичу пришлось пережить многое, но страшно не было: слишком мало знали они, рядовые участники испытаний, об опасности радиации. Да, видели в ночном сумраке яркий взрыв, ведь находились совсем рядом, оценили его разрушительную силу. «Это в сто раз хуже и страшнее той войны, которую мы, снайперы, пережили под Ленинградом!» — говорили его друзья-ленинградцы. С юмором вспоминал Алексей Иванович и о том, что на броне танка некоторое время спустя резали на газете селедку и с аппетитом ели ее. «Мы спасали мир не только от фашизма, но и от неминуемой ядерной катастрофы. Нас было 1800 человек», — с гордостью вспоминал он.

В 24 года он, «внешне» готовый к параду (участвовал в двух), стал вдруг больным человеком, особенно пострадали глаза и ноги. Тем не менее, возвратившись в Пашу, продолжил учебу, прерванную войной, окончил вечернюю школу (7-10 классы) и поступил в Ленинградский университет на юридический факультет. После окончания учебы работал какое-то время следователем, как он выражался, «допрашивал преступников в камерах тихвинского монастыря». А потом, волею судьбы, стал учителем Пашской средней школы. Дети его любили, ведь человек он был очень интересный.

Алексей Иванович постоянно публиковал фотографии о Паше, её людях, их делах и важнейших событиях в жизни села в газете «Волховские огни». В музее города Волхова была организована персональная выставка его работ. Память об этом человеке трудной и интересной судьбы будет жива, пока живы его ученики, пока живы те, в чьих семейных архивах хранятся сделанные им фотографии.