«Рыбу ловить надо любить»

По официальным сведениям, опубликованным в "Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона" за 1897 год, жителей в Новой Ладоге на конец XIX в. числилось 5087 человек: 2585 мужчин и 2502 женщин. Во всем Новоладожском уезде проживало 93473 жителя. Главные занятия — торговля, конная тяга судов по каналам и рыбная ловля.
Благодаря этим промыслам на берегах Волхова к середине XIX в.появились деревни Нижнее Лопино, Чернавино, Бабино. По отчетам корреспондента "Этнографического бюро князя Тенишева" художника В.М. Максимова, ко второй половине XIX в. во многих волостях Новоладожского уезда по р. Волхов от д. Дубовики до д. Юшково, на 20-вёрстном протяжении, крестьяне-хлебопашцы в подспорье к своему бездоходному сельскому хозяйству занимались рыболовством. Безземельные же крестьяне кормились исключительно только добычей на реке: ловили рыбу, перенимали дрова у разбившихся на порогах барок, занимались погрузкой и выгрузкой плиты, извести и дров, при этом запасались топливом с таким избытком, что еще и продавали его на 30-40 рублей в год.
Обустроившись на берегу, крестьяне заводили крошечный огородик и жили безбедно, пуская на летнее житьё "прикащиков-лесопромышленников", топили бани для рабочих.
Для рыбного промысла в крестьянском быту существовало кустарное производство разных рыболовных принадлежностей, например, лодок и челнов, сетей, неводов, веревок, различных снастей, крючков. Примечательно, что пряжу для вязания сетей заготовляли домашнюю, из лучшего льна. Вязали в основном бобыли, вязальщицы-женщины, чаще вдовы, и старики, не способные к тяжелой работе. А вот веревки, употребляемые при ловле в челнах, вили из мочала сами рыбаки зимней порой.
Рыболовными снастями обзаводились постепенно, сразу было не в силах приобрести все снаряжение. Исправный рыбак должен был иметь амуницию более чем из 16 наименований и стоимостью свыше 80 рублей. Такой полный запас не всякий мог себе позволить. Мережи для ловли корюшки даже приравнивались к движимому имуществу и могли продаваться с торгов за долги! 24 июня, на ежегодной ярмарке в Старой Ладоге при упраздненном Ивановском монастыре, запасались не только сельскохозяйственными орудиями, но и челнами, пригнанными из д. Моршагино, что близ Гостинопольской пристани. Челны пригонялись сюда десятками и распродавались менее чем за сутки. Обмеривали длину и ширину товара, не спеша торговались. Хороший челн без отделки и неосмоленный стоил 6 рублей и поднимал до 25 пудов рыбы. Осмоленный же челн со всей отделкой стоил 9 рублей. Ловили также на переметы и на удочки из прорубей зимой. К особенностям рыбной ловли можно отнести то, что женщины тоже рыбачили, в основном сачком либо поездом (вид снасти), но только сильные и опытные в рыболовстве. В книге учителя-инспектора Новоладожского городского училища Н. Маркова "Новая Ладога" за 1891год есть упоминания о том, что часто для перевозки рыбы с озера и реки в город использовали собак.
Первая весенняя ловля начиналась с середины апреля. Лишь только тронется лёд, прибрежные крестьяне двигались к реке с кольями, жердями, досками, чтобы занять места. Подростки сновали рядом, во всем помогая старшим, обучаясь, в том числе, и поварскому искусству. Ждали вечерней зари, сидели тихо, без разговоров до утра. У удачливого рыбака улов мог быть от двух и более пудов в одну ночь. Ловились судак, язь, подлещик и щука по 30фунтов. Рыбачили с крутых берегов, пристани, стоящих на якоре судов. В сачок попадалась мелкая рыба: окуни, язи, плотва, щучки, крупная попадалась редко. Полупудовый улов считался счастливым. Исконные рыбаки ловли сачком не одобряли, так много попадалось малька. И в прежние времена так забавлялись только малые дети, ловя решетом или шапкой.
Появление корюшки было признаком скорого прекращения хода "путной рыбы". Вверх по Волхову корюшка поднималась от устья версты на четыре. У деревни Иссад в иные годы вылавливали баснословное количество корюшки. Ловили ее сачками. В озере и устье Волхова она начинала ловиться в начале апреля, с 10 по 17 число. Прасолы (оптовые скупщики) скупали корюшку партиями, сушили, посолив, в специальных сушилках и продавали по 2 руб. за пуд.
"Духу корюшного хорошая рыба не любит, прятается в ямах", — говаривали рыбаки, поэтому если в сеть попадается много корюшки, то её надо выстирать, а еще лучше выкоптить, чтобы шла другая рыба.
С выездом на рыбалку баб заканчивается весенний лов, а потом, после затишья, начинался "ятовый" ход сига и другой ценной рыбы.
Характерным видом ловли была ловля в двух парных челнах с товарищем. Этот способ, описанный В.М. Максимовым, практиковался бедными рыбаками по причине незначительных затрат. Для такой ловли требуется умение "ловить на обе руки", то есть одной рукой направлять челн, а другой управлять сеткой. В случае крайней усталости "менялись руками". Лов этот производился успешно и при удаче налавливали десятка три сигов. С малых лет обучали этому мастерству, однако самым сложным было найти товарища, подходящего по нраву — "неспорливого", знающего свое дело, стоящего в равных условиях и в досуге, и в количестве рыболовных запасов. Обычно на пробу ловили вместе 1-2 срока, пока не попадут на товарища, "человека по душе, на такого, что не захочется с им расстаться. Рыболовный товарищ — это самый близкий в семье человек. Замечательно, что семейства товарищей всегда живут в мире и согласии: гостятся по праздникам, помогают в работе и во всякой нужде, никогда не судят друг друга на деревне — оберегают одна семья другую от людского языка… Занять чего-нибудь идут сначала к товарищу, а уж после в чужой дом". Многие рыбаки после смерти своего товарища рыбу ловить переставали, кормились тем, что до старости вязали сети на продажу.
Интересны и местные приметы, подмеченные В.М. Максимовым, которые неукоснительно соблюдались. Например, на ловлю рыбы всегда выходили сытыми — считалось, что "на голодного рыбака рыба не идет". Старались добраться до реки незамеченными, особенно не встретиться с женщиной — "иная черноглазая, пересудливая, злющая, завистливая, как увидится с рыбаком, так лучше воротить домой, раздеться, перекусить корку хлеба, после этого снова выходить из дома. Встретится поп — ладу не жди: либо обрыбишься, либо на зацеп наедешь, либо рыба из рук выскользнет". Вот почему до сих пор рыбаки пробираются по задворкам и безлюдным полям. Надо знать, как спросить — нельзя спрашивать: "Куда собираешься?", лучше говорить: "Далеко ли идешь?" Начав лов, говорили друг другу: "Бог в помощь, товарищ!" — "Надо Божья помощь", — отвечал другой. Закончив ловлю, ткнув челны в берег, говорили: "Слава тебе, Господи!" и первый улов никогда не продавали, даже если была нужда большая и нечем щи посолить. На привале, не выходя из челнов, поедят рыбаки черного хлеба с солью и поздравят друг друга с "начином".
Рыбу делили на две равных части и спешили порадовать домашних первым уловом. Вот здесь и виден характер товарища: иной боится, как бы не перепало больше на долю товарища, а другому все ладно — сегодня тебе лучшая доля, завтра — мне: "в дележе рыбы не завидуй чужой доле". И пока хозяйка варит обязательную уху из первого улова, рыбак небольшую часть посылает вдове с сиротами, старикам или неимущим соседям. От него требовалось, чтобы он никогда этим не хвастал. Если продавал рыбак рыбу — не дорожился: считалось, тот, кто купил дешево, тот за тебя Богу помолится, а купит дорого — ругнет. Идти на ловлю должен был чистый — "поганого рыба недолюбливает".
На Волхов шли — прощались с семьей, да так, чтобы могли простить, потому что на воде смерть ближе, чем на суше. Вот почему часто муж с женой мирно беседовали перед отходом на промысел, тогда как в другое время, по обыкновению, "вражатся".
Но вот если случались неудачные выезды, тогда сажали себе в челн мальчика-сироту и шли на ловлю. Отпуская его, давали на гостинцы какую-нибудь серебряную монету — гривенник и больше. Считалось, что сын вдовы приносит счастье.
Существовало также поверье, что когда едят первую уху, хозяин-рыбак вытаскивает из миски рыбью голову и, перекрестясь, съедает её, затем того, кто следом черпнет после него ухи, бьёт ложкой по лбу, приговаривая: "Хорошего сига сегодня убил, дай Бог, всё лето так же счастливо поколачивать". Все бывают очень довольны первой ухой.
Ветры и небо — вот что больше всего интересовало крестьянина-рыбака. Сойдутся два товарища и начнут гадать, скоро ли задует желанный северо-западный или северный ветер с озера. Вот объяснение крестьянами хода рыбы в Волхов с Ладожского озера: "Все ветры с суши на озеро угоняют в него волховскую воду, особенно чисто южный, и, чем сильнее ветер, тем дальше в озеро сносит воду. Сиг озёрный любит нашу волховскую воду, потому что она сытнее, гуще, вот он и скопляется, чтобы кормиться, ей там и сытно, и привольно, зачем ей от такой благодати в Волхово плыть, здесь тесно, да и пароходы ей мешают стуком. В озере вода жидка, сквозь неё на 2 сажени дно видать; возьми ты нашего волховского сига, он жирный, плотный, тяжелый, — значит, отгулялся, а озерной — слабый и жиру того в нем нет; наш сиг ленивее, его скорее возьмешь, а озерной — прыткий, ловкий на ходу, только здесь в Волхове скоро откармливается, в неделю другой станет. Осетра в озёрах редко кто изловит, он там бойчее, а у нас здесь поживет, станет как чурка (обрубок)". (Предполагается, что в Ладожском озере обитала пресноводная форма осетра, никогда не выходившая в Финский залив).
Сначала, в июне, в Волхове ждали осетра, а его ход предвещал скорое наступление сигового лова. Опытные люди по игре, по всплёску осётров замечали, будет лов или нет: играет среди дня — не жди его, укатит обратно в озеро, только "кошке на ужин достанешь". А те, которые не гонялись за осетром, как подарок, получали его даже в старые снасти. Долгое время хранилась в памяти народной легенда о разведении осетров Петром I: "Однажды Петр I приехал с гостями в Новую Ладогу поглядеть, так ли здесь устраивается город, как он велел; оставшись очень доволен, ездил на озеро с рыбаками на сойме осматривать мережи. "Мережи озёрные очень большие — говорит Пётр Великий рыбакам, — а рыба маленькая, погодите, я скоро разведу вам большую рыбу, как раз по вашим мережам". Ездил он в тот год в тёплые края и привез 100 живых осетрих с осётрами, да строго-настрого заказал не ловить их 5 годов и смотрителя такого приставил. Через 5 годов приехал сам узнать, есть ли в живых осетры, и приказал ловить в озере. Принялись ловить. Ловят день, другой — ничего не выловили, сколько не было рыбаков, все в одно слово сказали царю, что осетров в озере нет. Заскучал государь и сказал: "Не я буду, коли не разведу осетров!" Путь его был в Новгород, подъезжая к Старой Ладоге, вспомнил царь об одном ослушнике Охряеве, который медлил переселяться в Новую Ладогу, и пошел к нему, а тот знал, что добру не быть, сам выбежал навстречу царю, да и бух ему в ноги. Царь огрел его палкой, да и говорит: "Чего валяешься, подлец, вставай, сказывай, отчего не хочешь в Новую Ладогу переезжать?" А Охряев и говорит: "Хотел завтра же ехать к тебе, Государь, с подарком, с осетром, что сегодня в Волхове добыл". Пётр как увидел осетра, от радости простил ослушника и велел ему, коли хочет, оставаться на старом месте, а осётра свезти озером к царице в Питер".
О величине осетров также сохранились многочисленные истории и байки. Вот одна из них: "Как-то два старика из д. Чернавино вышли половить рыбы и только успели сказать: "Бог в помощь, товарищ» «И надо Божья помощь", как что-то сильно дернуло. Поспешили к берегу, кликнули на помощь людей и вытащили 9 пудового осетра, словно чурбан, а через 3 дня изловили осётра в 2 с лишним пуда". Поимка осетра окупает все труды — их не закалывали, а просверливали носовой хрящ и, продев веревку, отвозили в Новую Ладогу прасолам. Но что интересно, чем больше вес — тем дешевле была цена за осетра. За 3 пудового — 8 рублей, а за 8 пудового — 6,5. Осетровый улов год на год не приходится, иногда не больше 5 штук, но иногда не менее 2-х десятков. (Последний случай поимки атлантического осетра на Ладоге был зарегистрирован в 1984 году: выловленная рыба имела массу 28 килограммов).
В местной газете "Озерной край" за 21 июня 1913 года был описан такой случай: "Один крестьянин, житель Новой Ладоги, поймал осетра 3-х пудов и решил поднести осетра батюшке-царю. На буксире привёл осетра в Петербург. В Питере положил осетра в большую лоханку и живого доставил во дворец. Государь-император щедро одарил подносчика присылкой ответного царского дара — золотыми часами фабрики "Буре" с золотыми орлом и при бумаге. Теперь владелец этих часов очень рад и почти каждому встречному показывает щедрый дар от царя".
Крестьяне различали рыб по уму, придавая, как людям, эпитеты: сиг — умная рыба, лещ — дроволом прямой, щука — хитрая, жадная, судак — прожора, налим — лежебок, сом — соня, форель — барышня, лососи — купчиха и т.д. А вот угря немногие крестьяне станут есть, его считают змеиной породы и положат его только рядом со щукой — "эта прорва пусть бы его и съела". Угря крестьяне использовали ради шкуры, которую употребляли на путо к цепу, находя её более прочной, чем ремень.
К началу лова сигов азарт рыбачества охватывает всех прибрежных жителей, и "самый захудалый мужичонко конопатит, смолит и чинит свой полусгнивший челн". В устье Волхова на две версты наставляли громадное количество мереж с крыльями, готовыми захватить всю рыбу. Но рыба проходит мимо этой западни. И одев свой кожаный рыбацкий с нагрудником передник, пропитанный дегтем, сапоги, кожаные нарукавники, идет рыбак с товарищем на дело — вверх по Волхову, верст за пять.
Интересна, в этой связи, легенда о полководце Суворове А.В., который в свободное время участвовал вместе с рыбаками Шкурина в артельной, по 20 человек, ловле сигов. Д.И.Хвостов сообщает замечательную подробность о пребывании Суворова на волховской земле: "Он (Суворов) часто посещал Старую Ладогу… Оттоле часто проезжал на волховские пороги, где с полковыми чиновниками и приятелями своими упражнялся в довольно любопытной ловле сигов…"
В озере и реке ловятся не только красная рыба, но и лудога, рипус, корюшка, лещи, сырти, налимы, окуни, плотва, ерши, судаки, щуки, язи и другая рыба. Но цена всей рыбы резко падает с появлением сигов, а цена сигов в два раза ниже, чем цена форели и лосося. Первоначально, не зная цену, очень дешево сбывали стерлядь.
О появлении "богатой" рыбы в Волхове и Ладоге известен такой рассказ: "Везли купцы с Волги на поклон царице Екатерине в Питер самолудчей рыбы, понадеялись купцы на своих лоцманов, поехали по озеру, не взявши наших ладожан, случилась в озере буря, живорыбу ихнюю разбило, едва и сами кой-как спаслись; вот, с тех пор и развелись в озере осётры, форели и стерляди".
Особенно ценилась ладожанами сырть. В подпаренном виде она составляла у обывателей обычную закуску и как бы ладожский гостинец. Многие женщины приготовлением сыртей кормились в летнее время, предлагая их на пристанях проезжему люду. Часто сигов заготавливали впрок, просаливая и завяливая. Щук и судаков солили и хранили в кадках, под гнетом в рассоле. Местные жители не запекали никакую рыбу в пирог, предварительно слегка сутки не просолив.
Крупным потребителем рыбы был Успенский женский монастырь в Старой Ладоге, покупающий вяленую и копченую рыбу как для себя, так и для гостинца родным; покупали помещики, духовенство, дачники. Избыток крестьяне отправляли в Новую Ладогу прасолам, которые отвозили рыбу в Санкт-Петербург в корзинах, переложенных льдом, вследствие чего она в Ладоге продавалась почти по петербургской цене. Рыбу вывозили прасолы на соймах-садках, которые приходили 15 августа ежегодно и забирали у ловцов живую рыбу. Сонную рыбу не брали, а за живую платили тут же "начистоту". Рыбой торговали ладожские купцы Шабанины, Спировы, Новожиловы, Аристовы, Федулины, Воронины. Многие из них прошли путь от скупщиков рыбы до богатых прасолов. Некоторые имели по 5-6 рыбацких баркасов, а самые богатые — собственные пароходы, курсировавшие по Волхову, а позднее по каналам и Неве — в Петербург. У купца И.И.Годунова был пассажирский пароход, а непосредственно по Ладожскому озеру ходили "живорыбки" или "прорези". Малопроточная вода в каналах могла испортить такую деликатесную и нежную рыбу, как лосось и палия. Дорогостоящая и длительная перевозка по озеру оправдывала себя, так как живая рыба в Петербурге ценилась вдвое дороже сонной.
Активный вывоз рыбы в Петербург привел к тому, что в самой Новой Ладоге свежей рыбы в продаже не стало. В связи с этим в газете появились сообщения о том, что городская дума на своем заседании решила пресекать оптовую скупку торговцами уловов у местных рыбаков. К 1914 году местная газета писала о "кулаках", закупавших всю рыбу, особенно сигов. Забирали по 40 копеек, а продавали по 70 копеек за штуку! Пара таких сигов или сырти или язей — по-ладожски "петля" — стоила 1 рубль 20 копеек. Скупщикам было предложено брать рыбу в розницу и мелкими партиями везти в Новую Ладогу. В удобное для горожан время, до 10 часов утра, запрещалась оптовая скупка рыбы. За исполнением этого постановления следил рыночный староста, которого в базарный толпе нетрудно было узнать по белому фартуку и значку на груди.
Без подспорья — рыбного промысла, дающего возможность удовлетворить насущные нужды десятком-другим рублей, крестьянину не попасть на покос. Нужны крупа, масло, соль, хлеб и др. Местному крестьянину нужно было успеть и с хозяйством и скотиной управиться, и сена накосить, и заняться рыбной ловлей, которая может дать ему 100-120 рублей дохода.
Наибольшие же улов и прибыль получали тонщики. Тони — это специальные места на реке, чаще арендные. Тони на р. Волхов — одна немного выше островка близ д. Юшково, другая на полверсты выше первой — у д. Иссад. Обе тони в это время арендовались тверским крестьянином Лобовкиным и петербургским купцом Ларионовым у помещиков Балк и Заушкевич. Ловили такими огромными неводами, что хватало от одного берега реки до другого. Хотя неводы таких размеров были незаконными, о, несмотря на жалобы крестьян и благодаря покровительству местной полиции, ни разу не застали беззаконщиков врасплох. Сетями в это время здесь вылавливали много рыбы: лещей, карпов (корбусы), судаков, щук, изредка сигов и другие менее ценные породы.
Тонщики заканчивали лов к 1октября, но зимний лов в прорубях для рыбаков был также интересен — ловили судаков, налимов, лещей, окуней. Та же газета пишет о курьезном случае, произошедшем на рыбалке зимой: "Один горе-рыболов поймал в проруби и вытащил на лед огромной величины налима. Необыкновенные размеры рыбы привели рыбака в такой азарт, что он, позабыв пристукнуть как следует рыбу, побежал к рядом находящемуся брату звать его посмотреть на редкую добычу. Когда оба подбежали к месту лова, то рыба уже подползала к проруби с явным намерением ускользнуть под лед. Один из братьев бросился на рыбу, но неудачно и сам упал в широкую прорубь". Брата вытащили, а вот налима — нет!
К 1914 году созрела идея о появлении так называемых "рыбных заповедников" и о запрете ловли в некоторых реках и ладожских затонах. Наш Новоладожский уезд насчитывал около 3-х тысяч человек, занимающихся рыбным промыслом, ежегодный заработок их достигал 350-400 тысяч рублей. И столь деятельная охота за рыбой должна была подкрепляться рациональными мерами против хищнического рыболовства, т.е. созданием как пограничной и таможенной стражи, так и специальной "рыбной полиции".