Меню
16+

«Волховские огни». Еженедельная газета Волховского района

06.12.2018 12:06 Четверг
Если Вы заметили ошибку в тексте, выделите необходимый фрагмент и нажмите Ctrl Enter. Заранее благодарны!
Выпуск 48 от 07.12.2018 г.

Я знаю боль твою, Армения…

Автор: Беседовала О.Панова

Ленинградская область многонациональна. В дружной семье народов есть один, братские отношения с которым выдержали проверку веками, общими бедами и радостями. Армянская диаспора – одна из самых многочисленных. Представители этого горного народа – работящие, ответственные, профессиональные, честные и открытые люди – вносят свой достойный вклад в развитие нашего региона.

Нам есть о чем вспомнить…

7 декабря 1988 года, ровно тридцать лет назад, мир содрогнулся от одной из самых страшных катастроф XX века – землетрясения в Армении. В 10 часов 41 минуту по московскому, в 11.41 по местному времени подземные толчки амплитудой 9-10 баллов (по 12-бальной шкале) стёрли с лица Земли город Спитак и почти 60 окружающих его селений, оказавшиеся в эпицентре трагедии. Практически до основания были разрушены города Ленинакан, Степанаван, Кировакан и ещё более 300 населённых пунктов. Точное число погибших неизвестно даже сейчас, спустя три десятка лет. По официальным источникам, погибли от 25 до 150 тысяч человек, почти 20 тысяч стали инвалидами.

Советский Союз не знал катастрофы такого масштаба. Случившаяся за два года до этого авария в Чернобыле имела всё-таки техногенный характер, а её последствия растянулись на годы. Радиация – в большей степени – медленная смерть. А тут слепая ярость природы унесла жизни десятков тысяч людей, лишила крова полмиллиона человек за каких-то проклятых навеки полминуты.

В первые же часы после катастрофы на помощь Армении пришла Советская армия. Генсек Горбачёв прервал визит в США и обратился за помощью к мировому сообществу. Откликнулись 111 стран, направившие в зону бедствия спасателей, медиков, оборудование, медикаменты и продукты.

Все республики тогдашнего Советского Союза восприняли армянскую трагедию как свою. В каждом городе и в каждом селе великой страны люди собирали гуманитарную помощь армянским братьям. На спасательные, а затем восстановительные работы в пострадавшие районы были направлены тысячи рабочих и специалистов. Организованными отрядами и поодиночке на место трагедии съезжались добровольцы. Одним из таких добровольцев был волховчанин, сейчас наш коллега-журналист, а тогда освобождённый комсомольский работник Игорь Бобров.

- Игорь Маратович, как Вы оказались в Армении, кто Вас туда направил, оказал содействие?

- Прежде всего нужно сказать, что ни до, ни после трагедии в Армении я не видел такого единого, общего чувства сострадания, как в те трагические дни. Равнодушных не было. У нас в каждом классе каждой школы, в каждом цеху и в каждой бригаде собирали помощь пострадавшим. На фабрике «Волховчанка», где я был секретарём комсомольской организации, все работники добровольно перечислили в фонд Армении свой дневной заработок. Наши швеи-комсомолки в Волхове, в филиалах фабрики в Новой Ладоге и Паше бесплатно в личное время шили из сэкономленного сырья постельное бельё для армянских семей. Так было, повторюсь, везде. Слова «милосердие», «взаимовыручка», «братство» находили прямой отклик в каждом коллективе и в каждой семье.

Волховский горком комсомола организовал сбор гуманитарной помощи среди жителей. В людных местах Волхова в выходные дни дежурили два комсомольских автобуса – пункты сбора «гуманитарки». Как член горкома я вместе с нашим активистом, комсоргом Волховского ПАТП Сашей Широковым дежурил в автобусе, принимавшем помощь волховчан на площади Ленина. Мы были нацелены на приём теплых вещей, постельных принадлежностей, одежды, продуктов долгого срока хранения и тому подобного, но вместе с вещами и продуктами люди, очень небогатые люди, несли деньги. Помню, что пришлось срочно линовать листы и составлять ведомости, потому что наш отказ принимать материальную помощь земляки не воспринимали – без слов оставляли деньги и уходили. Всё это свозилось в наш горком, паковалось и отправлялось в Ленинградский обком комсомола, откуда спецрейсами оперативно направлялось в пострадавшие районы. Деньги перечислялись на спецфонд.

- Вернёмся к Вашей личной истории…

- Тот декабрь совпал с моим отпуском, поэтому всё было просто – купил в кассе билет на поезд в Ленинакан, собрал рюкзак и поехал. В двадцать три на всё смотришь проще и конкретнее. Кто направил и помогал? Никто не направлял и помощи я тоже не просил, хотя, конечно, советовался со всеми. В нашем горкоме к моему решению отнеслись неоднозначно, аппаратчики привыкли работать по указке сверху, а подобные инициативы не особо поощрялись. В обкоме, куда я звонил с просьбой включить меня в состав отряда добровольцев, тоже отказали, сославшись на отсутствие у меня специальной спасательной подготовки и опыта. Такой же ответ услышал в ЦК комсомола, куда всё же дозвонился. Но совсем не верилось, что на разборке завалов, на каких-то других физических работах мои руки будут лишними, поэтому поехал самостоятельно.

- Какие были первые впечатления?

- Если одним словом — ужас! Я сошёл с поезда вечером 31 декабря. Тёмный город, руины домов, у солдатских палаток вокруг бочек с соляркой греют руки молчаливые дети, женщины и небритые в знак траура мужчины. После землетрясения прошёл почти месяц, но по улицам не пройти из-за груд камней, стёкол, остатков мебели, везде почему-то были открыты люки, приходилось идти, как по минному полю. Вообще всё вокруг напоминало страшные фильмы о войне. Незадолго до этого я прочитал книгу «Чёрный снег» о блокаде Ленинграда, так вот в Ленинакане тогда снег лежал точно такой – чёрный от угольной золы и пепла сотен коптящих «буржуек». Кое-где тарахтели дизели солдатских полевых кухонь, в свете их слабых лампочек тоже стояли люди. Громких разговоров не было, народ тихо перекидывался парой слов и снова замолкал, главное было уже сказано.

Я знал, что в городе есть штаб ленинградских спасателей, поэтому дорогу к нему у всех и спрашивал. Но вместо ленинградского попал сначала в центральный штаб, а уже оттуда меня отвезли в штаб Минсевзапстроя СССР – министерства строительства в северо-западных районах страны. Название громкое, а сам штаб располагался на стадионе в обыкновенной солдатской шатровой палатке, где проводились совещания, здесь же на наспех сколоченных деревянных полатях спал начальник штаба и все руководители, тут же питались. Здесь стал жить и работать я. Туалет на улице, справа от входа в палатку штабеля, слава богу, пустых гробов. Слева – гора угля, немного дров для «буржуйки» и ёмкости с питьевой водой. Весь стадион занят такими же палатками строителей, потому что основные отряды спасателей к тому времени покинули город.

- Как приняли?

- Приняли замечательно. До сих пор не пойму, почему, но сразу, в тот же вечер, меня прикрепили к штабу. Ни одного питерца там не было, сплошь московское начальство, которое выделялось только уважительным отношением к ним окружающих. Я в тот момент, в силу возраста и отсутствия житейского опыта, элементарно не понимал уровня этих людей, которые занимали в столице высокие кабинеты, общались с министрами, членами правительства. Мужики и мужики… Естественно, накормили, дали ношеную фуфайку, помятую зимнюю шапку, одели в рабочие штаны, кирзачи и… я стал ничем не отличим от них. Никаких формальностей, никаких документов – всё потом – а пока определили инженером связи. Посмеялись: ничего, что образование среднее, пэтэушное, люди нужны, как воздух, будешь связным между нашим и центральным штабом, потому что телефонов тоже не было…

Через несколько часов наступал Новый год, из центрального штаба привезли шампанское и продуктовые подарки. Потом приехали с гор армянские деды с чачей, бастурмой и виноградом. Послушали Горбачёва, чокнулись шампанским, отложили синюю 90-градусную чачу – до лучших времён, и разошлись по топчанам. Утром я приступил работе, которая вместо месячного отпуска захватила больше чем на год.

Фото И.Боброва

Новости партнеров

Добавить комментарий

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные и авторизованные пользователи.